Great!
Девочка с зелеными глазами. История одной фотографии.В 1985 году она появилась на обложке «National Geographic magazine», и ее глаза пленили весь мир. Сейчас мы можем рассказать ее историю. Девочка с зелеными глазами обрела имя.
Она помнит тот момент и свой гнев, когда чужестранец посмел ее щелкнуть. Ее не фотографировали ни до этого, ни после в течение 17 лет.
Фотограф тоже помнит тот день до сей поры. Свет мягко освещал море палаток лагеря беженцев-афганцев в Пакистане. Он заметил ее сразу же в школе-палатке. Почувствовав ее стеснительность и смущение, он подошел к ней последней. И она разрешила сделать заснять её на фотопленку. Я не ожидал, что фотография девочки будет чем-то отличаться от всего остального, что мне удалось запечатлеть в тот день, сказал корреспондент в 1984 году, заканчивая репортаж об афганских беженцах.
Однако, эта фотография оказалась столь впечатляющей и обжигающей сердца, что в июне 1988 её опубликовали на обложке журнала. Глаза цвета морской воды отражали всю трагедию страны, разрушенной войной. Она стала известна как афганская девочка, в течение 17 лет чьё имя было неизвестно.
В январе 2002 McCurry (автор снимка) в сопровождении своих телевизионных коллег оказался снова в Пакистане и задался целью выяснить судьбу зеленоглазой афганки. Фотографию показывали в лагере беженцев-афганцев вблизи Пешавара, там, где снимок и был сделан.
Школьный учитель лагеря узнал девочку и назвал ее имя. Он также добавил, что, будучи детьми, они жили в одном лагере. Но она уже давно покинула лагерь и сейчас живет в афганской горной деревне, в местности с названием Tora Bora. Он пообещал связаться с ней и помочь добраться до фотокорреспондента. Через три дня она появилась и дала согласие на встречу. Все это время McCurry не был уверен, что увидит именно ту, что изображена на снимке. Но его сомнения мгновенно исчезли, как только она вошла в комнату, он ее узнал.
ДевочкаЕё деревня
находится в шести часах езды и трех часах пешего хода по ту сторону границы там, где
до сей поры, рушится жизнь. Имя ее Sharbat
Gula, она из рода Pashtuh,
самого воинственного племени Афганистана, именно про него (племя) говорят, что
оно только тогда признает МИР, когда ведет войну, когда сражается. Ее глаза и
на старом снимке, и в момент встречи горели жестокостью!Ей 28, возможно 29, а может быть 30
лет. Даже она сама не знает с уверенностью сколько. Время и лишения наложили
свой отпечаток на далекую юность, ее кожа огрубела, черты лица стали несколько
расплывчаты, а вот глаза мягче не стали, нет! Sharbat
была ребенком, когда русские вошли в Афганистан; ей было, вероятно, 6 лет,
когда погибли ее родители. Днем был ужас, падающий с небес, а ночью хоронили
погибших. Ее наполнял страх, страх, вызванный звуком летящих самолетов. Ее брат Kashar Khan пояснил, что семья
покинула Афганистан, опасаясь непрерывных боев, воздушных атак и т.д. У нас не
было выбора, добавил он. Под присмотром бабушки он и его 4 сестры ушли в
Пакистан. Неделя за неделей пробирались они через заснеженные горы, мечтая
об одеялах, о тепле. Во время воздушных налетов прятались в пещерах. Путешествие
закончилось в палатке, в лагере беженцев жить пришлось с чужеземцами.
В середине 90-х годов, во время затишья
военных действий, Sharbat вернулась в свою деревню у подножья гор. Жизнь в
затерянном в горах селении это прозябание, жизнь без будущего. Нет школы,
медицинского обслуживания, дорог, водопровода. Есть горный источник,
пересыхающий в засуху.
Она встает до восхода солнца и молится,
затем приносит воду из источника, готовит еду, обихаживает жилище. Дети центр
ее жизни.
Robina 13 лет, Zahida 3 года, Alia 1 год.
Четыре дочери умерли в младенчестве. По словам ее брата Sharbat никогда не
знала счастливых дней, кроме дня бракосочетания. Ее муж, Rahmat Gul, худощавый,
улыбчивый. Она помнит свою свадебную церемонию и
говорит, что ей было 13 лет. Rahmat ее поправляет- 16 лет.Муж
живет в Пешаваре, т.к. в Афганистане трудно найти работу. Он служит в пекарне и
зарабатывает один доллар в день, очищая печные трубы от сажи. Sharbat страдает астмой и не переносит
летней жары и задымленности Пешавара, что ограничивает ее жизнь в городе
вместе с мужем лишь зимним периодом. Остальную часть года она в горах. Rahmulla
рассказал, что по достижении 13 лет Sharbat надела паранджу. Подобное
уединенное существование исповедуют исламские женщины по достижению половой
зрелости. Фактически женщина исчезает из мира, с людских глаз: на улице она
должна быть (обязательно) замотана с ног до головы, чтобы спрятаться от всего и
всех (кроме собственного мужа). Sharbat утверждает, что эта одежда прекрасна и не
вызывает у нее отрицательных эмоций.
Засыпанная вопросами, она закрывает лицо
черной шалью, как бы показывая этим желание исчезнуть, испариться ее глаза
горят огнем неприязни к чужестранцам с их вопросами. Это не в ее обычае
отвечать на вопросы чужих.
'''Чувствовала
ли она себя когда-либо в безопасности?
- Нет, но при талибах жизнь была лучше, был хотя
бы мир и порядок
Видела ли она свою девичью фотографию?
- Нет'''
Она может написать свое имя, но
читать не умеет. Но она хочет и надеется, что ее дети смогут получить
образование. Она хотела и сама учиться, но не пришлось...
Говорят, что образование свет для глаз. Но
для нее этот свет отсутствует. И она даже страдает от мысли, что ее старшей
дочери уже поздно учиться и лишь две младших девочки имеют шанс.
Встреча журналиста с обладательницей
зеленых глаз была тайной, ибо культурные традиции ислама весьма строги:
женщина не имеет права смотреть (и тем более улыбаться) на мужчину не мужа.
Sharbat и не улыбалась ему (McCurry). Эмоций с ее стороны не было она не могла
понять интерес к ее девичьей фотографии: почему она так взволновала многих и
многих. Она не осознала силу своих глаз. Так прокомментировал McCurry их
разговор.
Но она жива, ее смогли найти. Она смогла пережить
такие потери! Ее спросили, как она смогла все это пережить, выдержать?
Ответ ее был тверд и непоколебим:«На то была
воля Бога»
Она помнит тот момент и свой гнев, когда чужестранец посмел ее щелкнуть. Ее не фотографировали ни до этого, ни после в течение 17 лет.
Фотограф тоже помнит тот день до сей поры. Свет мягко освещал море палаток лагеря беженцев-афганцев в Пакистане. Он заметил ее сразу же в школе-палатке. Почувствовав ее стеснительность и смущение, он подошел к ней последней. И она разрешила сделать заснять её на фотопленку. Я не ожидал, что фотография девочки будет чем-то отличаться от всего остального, что мне удалось запечатлеть в тот день, сказал корреспондент в 1984 году, заканчивая репортаж об афганских беженцах.
Однако, эта фотография оказалась столь впечатляющей и обжигающей сердца, что в июне 1988 её опубликовали на обложке журнала. Глаза цвета морской воды отражали всю трагедию страны, разрушенной войной. Она стала известна как афганская девочка, в течение 17 лет чьё имя было неизвестно.
В январе 2002 McCurry (автор снимка) в сопровождении своих телевизионных коллег оказался снова в Пакистане и задался целью выяснить судьбу зеленоглазой афганки. Фотографию показывали в лагере беженцев-афганцев вблизи Пешавара, там, где снимок и был сделан.
Школьный учитель лагеря узнал девочку и назвал ее имя. Он также добавил, что, будучи детьми, они жили в одном лагере. Но она уже давно покинула лагерь и сейчас живет в афганской горной деревне, в местности с названием Tora Bora. Он пообещал связаться с ней и помочь добраться до фотокорреспондента. Через три дня она появилась и дала согласие на встречу. Все это время McCurry не был уверен, что увидит именно ту, что изображена на снимке. Но его сомнения мгновенно исчезли, как только она вошла в комнату, он ее узнал.
ДевочкаЕё деревня
находится в шести часах езды и трех часах пешего хода по ту сторону границы там, где
до сей поры, рушится жизнь. Имя ее Sharbat
Gula, она из рода Pashtuh,
самого воинственного племени Афганистана, именно про него (племя) говорят, что
оно только тогда признает МИР, когда ведет войну, когда сражается. Ее глаза и
на старом снимке, и в момент встречи горели жестокостью!Ей 28, возможно 29, а может быть 30
лет. Даже она сама не знает с уверенностью сколько. Время и лишения наложили
свой отпечаток на далекую юность, ее кожа огрубела, черты лица стали несколько
расплывчаты, а вот глаза мягче не стали, нет! Sharbat
была ребенком, когда русские вошли в Афганистан; ей было, вероятно, 6 лет,
когда погибли ее родители. Днем был ужас, падающий с небес, а ночью хоронили
погибших. Ее наполнял страх, страх, вызванный звуком летящих самолетов. Ее брат Kashar Khan пояснил, что семья
покинула Афганистан, опасаясь непрерывных боев, воздушных атак и т.д. У нас не
было выбора, добавил он. Под присмотром бабушки он и его 4 сестры ушли в
Пакистан. Неделя за неделей пробирались они через заснеженные горы, мечтая
об одеялах, о тепле. Во время воздушных налетов прятались в пещерах. Путешествие
закончилось в палатке, в лагере беженцев жить пришлось с чужеземцами.
В середине 90-х годов, во время затишья
военных действий, Sharbat вернулась в свою деревню у подножья гор. Жизнь в
затерянном в горах селении это прозябание, жизнь без будущего. Нет школы,
медицинского обслуживания, дорог, водопровода. Есть горный источник,
пересыхающий в засуху.
Она встает до восхода солнца и молится,
затем приносит воду из источника, готовит еду, обихаживает жилище. Дети центр
ее жизни.
Robina 13 лет, Zahida 3 года, Alia 1 год.
Четыре дочери умерли в младенчестве. По словам ее брата Sharbat никогда не
знала счастливых дней, кроме дня бракосочетания. Ее муж, Rahmat Gul, худощавый,
улыбчивый. Она помнит свою свадебную церемонию и
говорит, что ей было 13 лет. Rahmat ее поправляет- 16 лет.Муж
живет в Пешаваре, т.к. в Афганистане трудно найти работу. Он служит в пекарне и
зарабатывает один доллар в день, очищая печные трубы от сажи. Sharbat страдает астмой и не переносит
летней жары и задымленности Пешавара, что ограничивает ее жизнь в городе
вместе с мужем лишь зимним периодом. Остальную часть года она в горах. Rahmulla
рассказал, что по достижении 13 лет Sharbat надела паранджу. Подобное
уединенное существование исповедуют исламские женщины по достижению половой
зрелости. Фактически женщина исчезает из мира, с людских глаз: на улице она
должна быть (обязательно) замотана с ног до головы, чтобы спрятаться от всего и
всех (кроме собственного мужа). Sharbat утверждает, что эта одежда прекрасна и не
вызывает у нее отрицательных эмоций.
Засыпанная вопросами, она закрывает лицо
черной шалью, как бы показывая этим желание исчезнуть, испариться ее глаза
горят огнем неприязни к чужестранцам с их вопросами. Это не в ее обычае
отвечать на вопросы чужих.
'''Чувствовала
ли она себя когда-либо в безопасности?
- Нет, но при талибах жизнь была лучше, был хотя
бы мир и порядок
Видела ли она свою девичью фотографию?
- Нет'''
Она может написать свое имя, но
читать не умеет. Но она хочет и надеется, что ее дети смогут получить
образование. Она хотела и сама учиться, но не пришлось...
Говорят, что образование свет для глаз. Но
для нее этот свет отсутствует. И она даже страдает от мысли, что ее старшей
дочери уже поздно учиться и лишь две младших девочки имеют шанс.
Встреча журналиста с обладательницей
зеленых глаз была тайной, ибо культурные традиции ислама весьма строги:
женщина не имеет права смотреть (и тем более улыбаться) на мужчину не мужа.
Sharbat и не улыбалась ему (McCurry). Эмоций с ее стороны не было она не могла
понять интерес к ее девичьей фотографии: почему она так взволновала многих и
многих. Она не осознала силу своих глаз. Так прокомментировал McCurry их
разговор.
Но она жива, ее смогли найти. Она смогла пережить
такие потери! Ее спросили, как она смогла все это пережить, выдержать?
Ответ ее был тверд и непоколебим:«На то была
воля Бога»