Great!
Спасибо, Петр! Андрей, Илья, кто там еще сотворил это место, проклинаемое ежедневно миллионами жителей миллионы дней.
Ненавистные, уставшие, не способные на малейшее чувство, замотанные на работах, пытающиеся отдавать себя, натягивающие улыбки, потные, спешащие каждое утро мимо уличного музыканта, спускаетесь в переходе на Гостинке, я вас всех знаю. Затевая новые проекты и выполняя планы, не зная вечером о чем и помечтать, слабо помнящие еще что-то о белых ночах и барокко, но, не умея этого увидеть, ждущие, потерянные. Видеть вас не могу. Затеваю новые проекты, слушаю Чижа как проповедь, я вместе с вами спускаюсь на Гостинке, не могу уцепиться ни за одну мечту. Я вместе с вами.
Все ждут чуда и оно приходит. Яркое солнце на половине клумбы, вторая половина погрязла во тьме. Люди ускоряют шаг, раскрывают зонты. О, как они обманываются. Ветер срывает пламя с горящей урны, бросает под ноги нищему пустой пакет, но он занят, он не может устоять на ногах, в его руках табличка «Подайте на бухло». Тонкие струйки воды текут с неба, как будто еще не уверены, во что это выльется. Но люди знают. Не врите себе. Ветер срывается с петель, куда-то исчезают птицы и собаки. Вспышки и стена воды. Мог ли быть лучший способ потушить ту урну? Люди расправляют плечи, усталость сменяется ясной готовностью. Все знают, что нужно делать. Это их религия, их тайна. Прорезаешь стену дождя с силой, отдаешься ему как в последний раз. Тяжесть намокших джинсов, застилающее глаза удовлетворение, острое, томящее чувство единения с этой грозой, с этим городом, с Петром, Андреем, Ильей. У всех появились вдруг велосипеды, скейты, скорость. Никто не боится за электронные книги, телефоны, важные документы, а найти человека в обуви не стоит и мечтать.
Они живые. Они впитали этот Петербург, и им хватит его еще на несколько месяцев. Такого оргазмического языческого дождя не видал свет. Спасибо, что мы оказались на Фонтанке в неудобной обуви, спасибо, что можно наконец искренне улыбаться и почувствовать что-то общее и нераздельное с этими людьми. Они придут в свои коммуналки, офисы, замки, и напишут песни о дожде, и будут счастливы так, как могут. И такого счастья не испытать и не понять никому, кто не жил. Здесь. Я с вами. Не врите себе, у вас есть религия.
Ненавистные, уставшие, не способные на малейшее чувство, замотанные на работах, пытающиеся отдавать себя, натягивающие улыбки, потные, спешащие каждое утро мимо уличного музыканта, спускаетесь в переходе на Гостинке, я вас всех знаю. Затевая новые проекты и выполняя планы, не зная вечером о чем и помечтать, слабо помнящие еще что-то о белых ночах и барокко, но, не умея этого увидеть, ждущие, потерянные. Видеть вас не могу. Затеваю новые проекты, слушаю Чижа как проповедь, я вместе с вами спускаюсь на Гостинке, не могу уцепиться ни за одну мечту. Я вместе с вами.
Все ждут чуда и оно приходит. Яркое солнце на половине клумбы, вторая половина погрязла во тьме. Люди ускоряют шаг, раскрывают зонты. О, как они обманываются. Ветер срывает пламя с горящей урны, бросает под ноги нищему пустой пакет, но он занят, он не может устоять на ногах, в его руках табличка «Подайте на бухло». Тонкие струйки воды текут с неба, как будто еще не уверены, во что это выльется. Но люди знают. Не врите себе. Ветер срывается с петель, куда-то исчезают птицы и собаки. Вспышки и стена воды. Мог ли быть лучший способ потушить ту урну? Люди расправляют плечи, усталость сменяется ясной готовностью. Все знают, что нужно делать. Это их религия, их тайна. Прорезаешь стену дождя с силой, отдаешься ему как в последний раз. Тяжесть намокших джинсов, застилающее глаза удовлетворение, острое, томящее чувство единения с этой грозой, с этим городом, с Петром, Андреем, Ильей. У всех появились вдруг велосипеды, скейты, скорость. Никто не боится за электронные книги, телефоны, важные документы, а найти человека в обуви не стоит и мечтать.
Они живые. Они впитали этот Петербург, и им хватит его еще на несколько месяцев. Такого оргазмического языческого дождя не видал свет. Спасибо, что мы оказались на Фонтанке в неудобной обуви, спасибо, что можно наконец искренне улыбаться и почувствовать что-то общее и нераздельное с этими людьми. Они придут в свои коммуналки, офисы, замки, и напишут песни о дожде, и будут счастливы так, как могут. И такого счастья не испытать и не понять никому, кто не жил. Здесь. Я с вами. Не врите себе, у вас есть религия.